Небоскребы олицетворяют утопию превосходства — одну из самых роковых в двадцатом веке. Для кого-то они и сегодня остались памятниками человеческих амбиций. Для кого-то стали символами прогресса. А некоторые находят идею вавилонской башни по-прежнему привлекательной и даже сексуальной.
Небоскребы воплотили стремление человека добраться до небес. Испокон веков это стремление символизировала Вавилонская башня. Высотные здания свидетельствуют о переуплотненности мира, когда на маленьком участке земли сконцентрировано много людей. Они символизируют город как таковой, мегаполис, то есть опять же Вавилон.
Небоскребы, памятники человеческих амбиций, всегда были больше символическими сооружениями, нежели практически необходимыми. Для многих компаний это вопрос престижа — поцарапать своим офисом небо.
Небоскребы появились во второй половине XIX века в Чикаго. Большому количеству служащих в крупных компаниях требовались офисные пространства. Пожар 1871 года освободил площади в городе, а тут и технологии подоспели. Стальные каркасные конструкции позволяли строить здания большей высоты, чем традиционные. Одним из пионеров новых технологий стал архитектор Луи Салливан, построивший в Чикаго первые высотки.
Его Гаранти-билдинг имел всего 13 этажей, но для того времени это был гигант. Салливан был большим поклонником Ницше и утверждал, что растущая вверх архитектура выражает жизненную силу. Ницшеанская идея сверхчеловека в небоскребе и правда просматривается. Вторым по важности техническим прорывом, ускорившим появление высотных домов, было изобретение лифта. В середине XIX века инженер Элиша Отис создал систему, позволяющую даже при разрыве каната удерживать кабину в шахте.
Небоскребы поначалу одевались в традиционный декор. Это была готика, ар нуво (как у Салливана) и даже классика. Они рвались ввысь но долго не могли перекрыть Эйфелеву башню — на тот момент самое высокое сооружение в мире. Это удалось лишь Крайслер-билдингу в 1930 году, а чуть позже в рекордсмены вырвался Эмпайр-стейт-билдинг. Два эти здания прочно вошли в подсознание западного человека.
Мифология небоскреба хорошо прорисована в фантастическом фильме «Метрополис» (1927). В нем запечатлен город будущего, имеющий четкую архитектурную иерархию: элита обитает в небоскребах, пролетариат ютится под землей. Крайслер- и Эмпайр-стейт-билдинг доказали, что символическое значение важнее утилитарных целей.
Американские небоскребы 1930-х построены в стиле ар-деко. Именно они спустя двадцать лет вдохновили советских архитекторов на сталинские высотки. Правда, буржуазный источник вдохновения тщательно скрывался. Да и характер московских высоток традиционнее. (В композиции Московского университета, например, некоторые даже усматривают пятиглавие русского храма.) В них меньше упоения технологиями и фаллической сущностью вертикалей. Их роль — роль традиционных высотных акцентов в силуэте города (соборов, колоколен).
Отрезвление после угарных лет ар-деко наступило, когда функционалист Мис ван дер Роэ построил в 1958 году Сигрэм-билдинг. Этот простой параллелепипед стал образцом для многочисленных построек второй половины ХХ века. В том числе для советской гостиницы «Интурист». Упрощение казалось достижением, но примитивные формы быстро надоели. «Интурист» обветшал и недавно был разобран. Еще печальнее судьба двух более знаменитых параллелепипедов. Башни-близнецы Всемирного торгового центра, построенные в 72-м Минору Ямасаки и долго державшие рекорд высоты, стали жертвами теракта 2001 года. В отличие от них Эмпайр-стейт-билдинг устоял, когда в него в 1945-м врезался самолет. Поклонники ар-деко видят в этом факте косвенное доказательство превосходства любимого стиля над модернизмом.
Художественное превосходство в самом деле есть. Дело в том, что прямоугольный небоскреб с точки зрения композиции — полная анархия. Количество этажей в нем может быть любое: в этом случае завершенная композиция, целостный, организованный фасад в принципе невозможны. А при использовании традиционных элементов (базы или шпиля) есть хотя бы видимость завершенности и порядка.
В 1960-х годах начались и до сих пор продолжаются попытки разнообразить форму небоскребов. Их строили в виде призм, игл и фаллем. В последние годы появилось два новых направления строительства: экологическое и национальное. Первое представлено башней Мэри-Эггс Нормана Фостера. Яйцеобразная форма и уникальная конструкция позволили исцелить множество типичных «болезней», присущих гигантам. Разница давлений у разных фасадов обеспечивает естественную циркуляцию воздуха внутри небоскреба. Поэтому кондиционеры используются только 40 процентов времени (раньше свежий воздух в высотках был серьезной проблемой).
Башня Мэри-Эггс полупрозрачна, поэтому тень отбрасывает негустую. Благодаря особой конструкции у лондонского яйца удалось сделать небольшое основание (обычно оно занимает целый квартал). Иначе организация по охране памятников не позволила бы его строить. Европейские нормы охраны среды очень жесткие, и они соблюдаются, в отличие от Америки, где богатые застройщики умудряются их нарушать.
Самые высокие небоскребы сегодня строят в Азии. Вектор мирового развития перемещается от Атлантического океана к Тихому. Интересно, что построенные в Куала-Лумпуре башни-близнецы Петронас-тауэрс вовсе не повторяют западные образцы. Они имеют ярко выраженную форму буддийских храмов и напоминают органические початки, соединенные мостом-переходом. Их символическое признание Западом выразилось в том, что на фоне башен Петронас был снят фильм «Ловушка», как в свое время «Кинг-Конг» — на фоне Эмпайр-стейт-билдинга, а его ремейк — на фоне покойных близнецов ВТЦ.
Стремление ввысь по-прежнему будоражит воображение. Самые дерзкий проект небоскреба создан испанскими архитекторами Марией Северой и Хавьером Пиозом. Это 300-этажная башня в центре искусственного острова, способная вместить 100 тысяч человек. Целый город! Разветвленный свайный фундамент заимствован у корневой системы кипариса. Она и внешне напоминает кипарис. Всякое творение природы имеет оптимальную структуру. Небоскреб с такими данными выдержит любые землетрясения и столкновения с самолетами.