Хлебозавод и зрелища: интервью с директором Центра «Зотов» Дарьей Филипповой

Год назад в памятнике конструктивизма — здании бывшего Хлебозавода №5 имени советского министра пищевой промышленности Василия Зотова — заработал культурный Центр «Зотов». Теперь это место силы Пресни и всей Москвы, точка притяжения для тех, кто интересуется русским авангардом. Директор «Зотова» Дарья Филиппова рассказала Альберту Галееву о том, каково это — возвращать к жизни старые стены и влюблять в искусство целый район.

По теме: Архитектура конструктивизма в Центре «Зотов»: от реальности к утопии

Что для вас самое важное из того, что случилось с центром за этот год?

Мы поняли, что людям он нужен, что то, что мы делаем, не бесполезно. Когда мы решали, открывать ли центр, мы в первую очередь думали про смысл. Что это будет? Что здесь вообще можно такое сделать, чтобы это было чем-то новым и ценным для города? В Москве миллион музеев, арт-центров, галерей. Что еще ты можешь сделать, чтобы это не был очередной «проект»? Так мы пришли к теме конструктивизма. Это уникальное явление, важная часть русского авангарда, которое имеет такое же значение для мировой художественной культуры, как, скажем, Баухаус. Баухаусу в одной Германии посвящено сразу несколько мест, а у нас конструктивизму — ни одного. Вот из этого чувства несправедливости все и выросло. Мы пошли тестировать эту идею на лидерах арт-сообщества: к Елизавете Лихачевой, которая тогда возглавляла Музей архитектуры, к Зельфире Исмаиловне Трегуловой в Третьяковскую галерею, к архитектору Андрею Александровичу Чернихову, внуку конструктивиста Якова Чернихова. К людям, в ведении которых находятся важные коллекции, государственные и личные фонды и которые работают с нашей темой. Нашли отклик.

Дальше мы начали думать, как работать, когда нет своей коллекции. О чем можно говорить, что можно исследовать? Стало понятно, что нужно делать много разных выставочных проектов и насытить центр параллельной событийной деятельностью, которая будет нашу тему раскрывать. Это оказалось востребовано, и это главное наше достижение. Сейчас мы видим, что людям нужна постоянная экспозиция, так что начинаем думать над ней. Мне кажется, это правильно для культурной институции — идти своей дорогой, но и ориентироваться на запрос посетителей.

Каким чудом хлебозавод вообще сохранился среди этих небоскребов-новостроек?

У хлебозавода статус памятника культуры регионального значения, это ограничивает возможности девелоперов. Но дело еще и в том, что архитектором этих башен был Сергей Чобан, который занимался потом и созданием нашего центра. Сергей еще на стадии разработки проекта жилого комплекса продвигал идею того, что хлебозавод должен стать культурной институцией. Большое спасибо ему за это. Жители района рассказывали мне разные истории о том, что тут хотели сделать до того: и бизнес-центр, и фитнес-клуб. Живо представляю, как в этом фитнес-клубе разместили бы бассейн — по внешнему кругу. Было бы очень эффектно. К счастью, этого не случилось.

В каком состоянии вам досталось здание?

Конвейер до нас не дошел. Это ведь хлебозавод-автомат инженера Марсакова, здание круглое как раз потому, что был конвейер, он размещался по внутренней окружности. Когда мы пришли, никакого оборудования уже не было. По центру здания через все этажи была пробита дыра, можно было смотреть сверху вниз. Но нам здание сразу понравилось, мы не пытались с ним ничего сделать, решили сохранить все в том виде, в каком оно дошло до наших дней. Это тоже была идея Сергея Чобана: мы не пытаемся починить кирпич, произвести новую плитку, чтобы заполнить те места, где она была утрачена. Лишь стены и потолки на выставочных этажах покрасили в белый цвет. Помню, на четвертом этаже был деревянный потолок желтого цвета — такого, какой получается, когда дерево покрывают олифой. Рыжий потолок, кирпичные стены — это смотрелось ярко, мне очень нравилось. Но я согласилась с Сергеем, что и их лучше покрасить в белый, чтобы впечатление было целостным. Теперь на четвертом этаже у нас кинотеатр и лекторий, там очень уютно.

Выставочные залы вашего центра необычной круглой формы. На стены, наверное, ничего особенно не повесишь. Да и само здание хлебозавода, мне кажется, небольшое. Вот сейчас до нашего интервью я был на выставке Родченко. Только зашел, втянулся, а оказалось, что я уже всю выставку по кругу прошел и стою опять у входа.

Когда мы начали строительство, нам тоже казалось, что пространство не очень большое. А когда стали делать выставки, наоборот, — что его как будто бы даже много. Мы начали теряться с людьми на экскурсиях по этажам. Выставка Родченко действительно компактная, восемьдесят экспонатов. На предыдущих выставках умещалось более четырехсот, на двух этажах. Мы размещаем экспонаты на металлических сетчатых стендах, а их можно расставить самыми разными способами, очень плотно. Или делаем другую застройку. Но когда пространство перенасыщено, людям это трудно переварить. Они устают. В общем, это очень обманчивое здание — не такое уж и маленькое.

У меня есть ощущение, что мы живем в эпоху ренессанса хлебозаводов. В том смысле, что, например, в двухтысячные все бросились давать новую жизнь фабрикам: «Красному октябрю», Трехгорной, Даниловской мануфактурам. Теперь то же самое происходит с хлебозаводами.

Да, мы недавно смеялись с коллегами на эту тему. Мы работаем в Хлебозаводе №5, хлебозавод №9 на Дмитровской тоже культурное пространство, как и Левашовский хлебозавод в Петербурге. Не знаю, почему так происходит. Наше внимание на это здание обратил Сергей Чобан, мы не искали именно хлебозавод. В целом это мировая тенденция — адаптировать старые промышленные здания для нового использования. Хотя, честно говоря, выгоднее строить с нуля. Старое здание нужно восстанавливать, аккуратно и точечно ко всему подходить. Это большой труд.

Расскажите, как вы стали заниматься музейной деятельностью. У вас ведь нет классического искусствоведческого образования.

Нет. Более того: никто в моей семье никогда не имел отношения к искусству. Но родители меня постоянно водили в музеи: в Пушкинский, Третьяковку, во все остальные, куда только можно. Помню эти очереди в Пушкинский зимой. Меня прятали в подземном переходе. Когда наша очередь подходила, кто-нибудь из взрослых приходил за мной: «Все, пошли». Еще у нас дома была большая библиотека — когда мне исполнилось семнадцать, дедушка меня подвел к книгам и сказал: «Ну вот, дарю тебе всю свою библиотеку». А я много там уже прочитала, безо всякого разрешения. В конце школы я уже сама ходила в музеи. Вообще не было иного варианта досуга — если выбираемся с подругами, одноклассниками куда-то в центр, это всегда какая-то культурная точка. То же самое было в университетской среде: я училась в Высшей школе экономики. У нас было модно читать, смотреть артхаусное кино, ходить в музеи, обсуждать, кто что где видел.

Я училась на социологическом факультете. Это образование, кстати, теперь мне пригождается: добрая половина того, что я вижу в кураторской практике, уходит корнями в социальные и философские теории, которыми я занималась в университете. Так вот, возвращаясь к среде в университете — настолько вдохновляющей, что, заканчивая свой социологический факультет, я уже понимала, что хочу работать с культурой. Уехала в Лондон, в King’s College, на программу креативных индустрий. Первая моя работа, когда я вернулась, была связана с маркетингом — в Пушкинском музее я участвовала в создании программы «Друзья Пушкинского» и нового мерча музея.Это в целом был ценный опыт, лучшего места для попадания в нашу профессию, чем Пушкинский музей, наверное, не найти. Там во мне сформировалось уважение к труду научных сотрудников. Это очень важно для директора. В Пушкинском музее я проработала три года, а затем перешла на сторону меценатов, поддерживающих культуру, и после работы в одном большом банке пришла в команду культурных проектов ВТБ. Центр «Зотов» — один из них и единственный, который ВТБ не просто поддерживает, а развивает как свой собственный.

Есть ли у вас дома искусство?

Графика и живопись — то, что либо мне досталось от родственников, либо я у них случайным образом утащила. Пока я еще не дошла до того, чтобы искать что-то специально. Когда я начала заниматься Центром «Зотов», увлеклась архитектурной графикой, мне хочется начать ее собирать. Но я, как вы уже, возможно, поняли, люблю системный подход. Так и с коллекционированием: надо сесть, начать разбираться, говорить с людьми, которые уже этим занимаются. Пока могу сказать, что я мастер по коллекционированию ненужных вещей: когда куда-то езжу, обязательно привожу с собой «пылесборники». Ненужные, но приятные вещи. Но красивые. Они создают настроение.

Самое главное в нашем Telegram — для тех, кто спешит