Сергей Скуратов — один из самых выдающихся отечественных профессионалов, великолепно образованный эрудированный архитектор, лауреат многочисленных международных конкурсов, профессор, мастер архитектуры, в которой рисунок не вытеснен компьютером, а интернет не заменил знаточество.
Жилые комплексы Copper House, «Дом на Мосфильмовской», «Арт-Хаус» стали событием в российской архитектуре. Недавно архитектурное бюро «Сергей Скуратов Architects» стало одним из победителей международного архитектурно-градостроительного конкурса на разработку проекта реконструкции Царицыно: в проекте — новый музей «Оттепель».
Из интервью журналу ИНТЕРЬЕР+ДИЗАЙН:
Ваша архитектура обладает запоминающимся авторским почерком. Вас ни с кем не спутаешь. Это редкое в России качество. Как вам удается все свои решения воплощать в жизнь? Как? Не знаю. В творчестве у нас все вышибалось. Был долгий период либезни перед тем, что было сделано до нас. Именно либезни, а не уважения к труду своих предков. Потому что уважение стимулирует потомка на создание, на сотворение чего-то нового. Когда наконец наступил период реализации, нас запугивали контекстуальным мышлением, серостью, незаметностью. Большинство мною уважаемых архитекторов говорили в качестве комплимента архитектуре: этот дом ниоткуда не виден, никак не вступает во взаимодействие с окружающей застройкой, не затеняет существующие исторические руины. Какой-то бред! Страх перед чем-то ярким, выразительным! Поскольку мы такие неучи и бездари — давайте сохранять то, что есть, и ничего «не портить»! А как же быть тем, кто не может подстраиваться, идти в толпе, шагать в ногу? Не может дышать, думать так, как остальные? Таких в творчестве, искусстве очень много. Им всем «набили морду», поставили в угол.
В школе по поведению у меня стояла двойка, притом что я был очень прилежный мальчик. Но я не оставался на классные часы, а уезжал в художественную школу. Классная руководительница писала в дневник: личные интересы ставит выше общественных. Я пытался понять, что такое общественные интересы. Неужели любимое занятие и свою любимую жизнь в искусстве необходимо менять на классный час, политинформацию и разговоры про хулиганов (которых, кстати, было достаточно — наша школа находилась у московской кольцевой дороги, большинство учеников в классе было из колхоза «60 лет Октября»; почти все они попали в тюрьмы, почти все сгнили в зонах)? Ни один из моих одноклассников вообще никуда не пробился, несколько стали докторами не выше районных поликлиник. Вот что такое общественная жизнь. Вот что такое общественные интересы.
Архитектор-нонконформист — редкая история. Конформизм на сегодняшний день получается прямым свойством профессии? Прежде чем что-то отстаивать, надо понимать, что ты отстаиваешь. Это понимание возникает где-то в середине жизни. Конформизм? Да, к сожалению без него многие архитекторы не представляют своей карьеры. Бывает он разного свойства. Компромисс с чиновниками — это одна история. А компромисс с самим собой — гораздо более тонкая материя, которая практически не поддается внешней критике. Компромисс с властью существует во всем мире. Все удачливые, коммерчески состоявшиеся архитекторы работают в альянсе с властью. Например, один партнер в фирме архитектор, другой — чиновник в городской архитектуре, третий — человек, который удачно занимается финансами. Или один — связи, другой — финансы. Вроде как получается, без этого нельзя. С конформизмом в отношении себя, своих творческих стремлений всегда сложнее. Есть талант у человека, есть божья искра — хорошо. А если — нет? Каждый работает на свою собственную меру. Все зависит от правильности жизненного выбора и от того, как ты совершенствуешься в профессии. Продолжаешь ли учиться, смотреть, думать, генерировать. Или архитектура у тебя просто работа, с помощью которой ты получаешь деньги, или — это страсть.
Интересные идеи, заложенные архитектором проекта, порой не доносят до архитектора интерьеров. Я, знаете ли, не считаю нужным сообщать свои мысли архитектору интерьеров. Почему? Ну как, есть человек снаружи, а есть — внутри. Два разных человека. О наших внутренностях пусть знают медики. В архитектуре должна быть какая-то недосказанность, незаконченность. Если ты делаешь абсолютно законченный дом со всеми решенными проблемами, то человек в нем делается ненужным.
А как же Музей диоцеза «Колумба» в Кельне. Петер Цумтор проектировал вещь совершенную и снаружи, и внутри, до мельчайших подробностей? Там — другая история, единое пространство, единая система, единая логика восприятия. Там — музей. Фасад сообщает некий код, который ты считываешь, когда туда попадаешь. Для офисного здания в этом необходимости нет.
Вы не делаете интерьеров. Почему? Не приглашают, я бы сделал.