Дом коллекционера: два взгляда, из Москвы и Парижа
15 августа 2019 г.
Два образа частного собрания. Из Парижа и Москвы. Из архива журнала ИНТЕРЬЕР+ДИЗАЙН.Пакита Эскофе-Миро, Париж
Период в искусстве, живым свидетелем которого мне посчастливилось оказаться, сравнивают с переломом в русской культуре — с 1910–1920-ми годами. Я принадлежу к числу одержимых натур, создающих коллекцию своими руками. Мои небольшие средства — ничто по сравнению с возможностями многих собирателей. Холсты я получала в подарок и покупала, часто в кредит. Не продала (за редким исключением, о котором до сих пор жалею) ни одной картины. Знаю, что лишала дочерей Анастасию и Еву многих удовольствий, и очень надеюсь, что они мне это простят.
Мой отец каталонец. На городских оградах и в парке Гуэль в Барселоне, знаменитом творении архитектора Гауди, есть клейма Эскофе. Я выбрала профессию слависта, сбежав в 16 лет в столицу, в Париж. В семье шаг одобрили: дед был республиканцем и с СССР связывались самые радужные надежды. Я выросла в мире моды, с детства мы смотрели художественные выставки, уроки рисования брала в доме-мастерской Франсуа Морелле, извеcтного художника-кинетиста.
После окончания Сорбонны в 1980 году я приехала на стажировку и осталась в Москве. Первый муж, искусствовед Валерий Блинов, познакомил меня с русским андеграундом. Это были трудные времена. Но нам так хотелось отвлечься от советской безликости! Постепенно я вошла в круг молодых ленинградских художников и музыкантов: Веричев, Гурьянов, Тимур Новиков, группа «Кино». Не пропускала безумные концерты «Звуков Му». В Москве Африка познакомил меня с художниками сквота «Детский сад», в т. ч. с Жорой Литичевским. А потом произошла очень важная встреча с объединением «Чемпионы мира». Я открыла для себя искусство необыкновенной силы, по-настоящему концептуальное. Латышев, Матросов, Абрамишвили до сир пор являются ядром моей коллекции. Уже в Париже друзьями стали Алексеев, Острецов. Благодаря Вадиму Захарову я познакомилась с незабываемым Михаилом Рогинским.
Позже решила укрепитъ коллекцию рисунками Кабакова, Васильева и Булатова. Начала свою дружбу с Косолаповым... Сегодня в собрании семьдесят имен, три части: московская, питерская и грузинская. Уникальная коллекция нон-конформистов 1980-х, сложившаяся в то время. Это стало реальностью только благодаря самим художникам, их участию. Каждый знакомил меня со следующим, так выстраивалась уникальная цепочка. Моя коллекция — история любви, где художник не менее важен, чем его произведение».
Ольга Миронова, Москва
«Коллекция диктует. Если есть концепт, то он может найти выражение и в живописи, и в скульптуре, и в фотографии. Сначала ты покупаешь то, что нравится. Потом возникает идея собирать только русских. Самое простое, что приходит в голову молодому коллекционеру, — это путь Павла Михайловича Третьякова, который, как известно, покупал только на родине. А вот когда заканчивается этап «географического собирательства», начинается самое интересное. Рано или поздно ты наберешься смелости и купишь что-то у западного галериста, начиная с этой реперной точки все может измениться. Как это случилось со мной.
Я — человек системный, не умею тратить деньги просто так. Читала, смотрела, думала, и года за три все было решено. Мое мнение сформировалось: русские художники хороши, но неинтересны — работ мало, уровень не европейский.
В России дилеры рады увидеть кэш. Никто не даст сертификата, не потратит время на подробный разговор о художнике. Галерист-европеец, прежде чем что-то продать, узнает, что у тебя уже есть. Какое у коллекции направление, какую идею ты сам можешь вербализировать. Галерист заставляет тебя отрефлексировать действия, потому что импульсивно тратящие деньги нувориши опасны и никому неинтересны. Глупо думать, что художникам нужны только деньги — они хотят, чтобы их работы оказывались в хороших руках, в достойном для их творчества контексте.
Начав покупать искусство, ты попадаешь в интересное комьюнити. Каждая галерея любит собрать вокруг себя друзей, устроить ужин, клиенты рады похвалиться друг перед другом, обменяться опытом, рассказать, как хранят, как экспонируют. Мне удалось побывать в домах знаменитых коллекционеров, и некоторые из них произвели глубокое впечатление. Например, швейцарец Уле Зикх уже собрал около 5 тысяч работ китайских художников. У него частный остров посередине швейцарского озера, дом XII века и парк со многими монументальными работами, в том числе Ай Вэйвэя. Я думала, что все лучшее в музеях, но нет — частные тематические коллекции бывают гораздо сильнее. У Зикха оказалось собрано все лучшее, что мы знаем о современном китайском искусстве.
Интереснее всего смотреть и покупать искусство на Art Basel. Но начинала я с более скромной ярмарки — берлинский Art Forum рекомендую как самый близкий и доступный смотр искусства. Потом я оказалась на Art Miami и сразу купила работу Луизы Буржуа, потому что сил не было ее не купить. В Майами здорово, но там много американского и латиноамериканского искусства. Много крупных имен, которые дороги, а в более доступных пока теряюсь. Симпатичное мероприятие проходит в Берлине в начале мая. На галерейном уик-энде — весь срез современного искусства, художники со всего мира, музейный уровень и невероятно демократичная обстановка, ведь галереи открыты всю ночь напролет.
Мансарда Ольги Мироновой в Москве.
Сейчас у меня есть несколько работ Ричарда Принса, Андреаса Гольдера, три великолепные вещи Игоря Макаревича и Елены Елагиной, живопись тайваньского художника Майкла Линна и многое другое. В какой-то момент я решила покупать видеоинсталляции, хотя раньше видео совсем не трогало. Но человек развивается, вкусы корректируются и открываются новые горизонты. Например, с детства я боялась скульптуры. «Давида» в Пушкинском музее обходила стороной. А потом раз — и обзавелась скульптурой: в доме у меня «череп» работы Андреаса Гольдера и «девушка» Йоханнеса Лаутера.
Меня волнует темная сторона души, в ней человек выражает себя честнее, более индивидуально, и мне интересно прикоснуться к тому, что многих пугает. Поэтому среди собранных мною работ так очевидна тема смерти. Работы всегда на грани, все немного истеричные. Возможно, это род психотерапии. Может быть, таким образом я борюсь с какими-то собственными страхами.
Мне хочется собрать хорошую коллекцию, пусть небольшую, но интересную, чтобы чувствовался индивидуальный подход. Я знаю, в каком направлении двигаться. И все это я делаю для себя.»