Итальянский декоратор и художник Пьеро Форназетти (1913-1988) стал любимым героем экстравагантного и фантазийного интерьера. Он как никто другой научил быть верным виртуального миру — миру собственных иллюзий и незбыточной мечты.
По теме: Фабио Новембре (Fabio Novemre) — сюрреалист и провокатор
Знаменитого итальянца прославил образ прекрасной дамы. В начале 1950-х на страницах старого журнала он увидел портрет оперной дивы начала века и, как завороженный, начал изображать ее на своих изделиях. Дело художника продолжает его сын Барнаба, стоящий во главе предприятия Fornasetti, выпускающего лимитированные изделия по эскизам Пьеро.
Виртуальный «роман» Пьеро Форназетти и его музы, Лины Кавальери, длился всю жизнь — Пьеро создал более 500 вариаций лица певицы. Портреты Лины украшали посуду, мебель и аксессуары, которые придумывал Форназетти, на протяжении почти полувека. Певица была действительно хороша, ее считали первой красавицей, но именно Форназетти сделал из нее подлинную знаменитость. «Лина воплощает для меня Женщину, — говорил Форназетти. — Не конкретного человека, но архетип, божество. Это эталон женской красоты».
По теме: Comme des Garçons: костюм от Fornasetti
Пьеро родился в 1913 году в небольшом городке под Миланом. Но в большом доме — его родители купались в деньгах. Этот дом стал для впечатлительного мальчика источником многих страхов и радостей: сложная архитектура постройки напоминала лабиринт, множество лестниц усиливало это впечатление. Мальчик мог часами бродить в этих сказочных чертогах.
Первый опыт декоратора он получил в 10 лет, собственноручно расписав стены детской. В 17 выиграл грант на обучение в Академии изящных искусств Брера, но… оказался нерадивым студентом. Спустя два года тунеядства (Пьеро впоследствии признавался, что ему сразу стало скучно) его отчислили. Юношу это нисколько не расстроило — уже тогда он вращался в среде богемной молодежи, ни во что не ставившей академическую науку.
Пьеро поступил подмастерьем к Джо Понти и довольно быстро стал полноправным соавтором мэтра. Работа с Понти научила его чувствовать объем, воспринимать предмет целостно. Но только для того, чтобы эту целостность разрушить. Пьеро считал, что декор первичен.
«Стул не перестанет быть стулом, если он похож на арапа, — разъяснял он концепцию одной из своих знаковых работ, стула «Мавр». — Но вы можете обмануться. Столешница перекрывает сиденье, и вы видите только иноземца. Необычный собеседник за ужином, не правда ли?»
По теме: Рене Магритт: загадочный и непредсказумый
Форназетти был сильным графиком, и предметы собственного дизайна сначала декорировал в техники литографии. Производство пришлось начинать с нуля и самому: никто не хотел браться за производство тарелок с изображением мятых газет и подмигивающих голов. Дизайнер открыл небольшую мастерскую и ателье в каморке рядом со своим домом в Милане. Мастерская — даже громко сказано: собственно, Пьеро купил печь для обжига керамики.
Помимо многочисленных вариаций (более 11000 эскизов, из которых до сих пор отработаны еще не все!) собственных произведений он обращался к творчеству друзей, еще тех, со студенческих лет, сюрреалиста Джорджо Де Кирико, например. Его критиковали, осуждали, а между тем лимитированные коллекции посуды, шкатулок и мебели расходились подчистую. Вскоре работы Форназетти стали предметом культа, попавшим на аукционы еще при жизни мастера.
Он, однако, чурался славы. Кажется, всю жизнь он прожил в том своем доме-лабиринте из своего детства, не покидая чертогов разума. Не меняя дома, жены, машины, если бы позволяли материалы, кажется, и одежды. Был столь же постоянен и в своем творчестве. Раз и навсегда избранные мотивы: лицо Лины, мириады бабочек, рыбы, как будто перерисованные из старинных атласов, вырезки из старых газет, античная архитектура он пронес через все свое творчество.
Дизайнер соединил свою любовь к графике, античной стройности и ренессансному искусству обманок, создав причудливые, фантасмагорические вещи в духе театрального реквизита. Он сам называл себя апологетом сюрреализма и верил, что изображает скрытую сущность предметов. Иногда, правда, сам же и сбивал пафос, заявляя во всеуслышание, что он не более чем фокусник от дизайна, которому полвека удавалось всех проводить.